Возвращение к жизни - Страница 10

Даже сейчас, вспоминая об этом, она ощутила, как по бедрам пробежала томительно сладкая дрожь, как слабеет все тело в предвкушении неизбежного. Руки Дерека ласкали ее плечи, проникали под платье, обжигая нежную кожу. Тогда Джин впервые в жизни порадовалась тому, что не похожа на костлявых моделей, возведших женскую худобу в ранг идеала красоты.

Она и не подозревала, что пальцы Дерека отыскали «молнию» ее платья, – пока черный шелк невесомо не соскользнул к ее ногам. И самое удивительное – Джин не испытывала ни малейшего стыда, стоя почти обнаженной перед полностью одетым мужчиной.

Зато сейчас при мысли об этом Джин внутренне скорчилась. Она, должно быть, была пьяна, и не только от страсти. Такому безумию просто не может быть другой причины. Она же не из таких! До вчерашней ночи она вела безупречно достойную жизнь. Оказаться в постели с едва знакомым мужчиной – неплохой сюжет для романа, который никуда не годится в реальной жизни. И все же, когда Дерек коснулся ее, привлек к себе, алчно впился поцелуем в ее изголодавшиеся губы, Джин поняла, что она целиком в его власти.

Как же это случилось? Почему она обвила руками шею Дерека и ответила ему с той же ненасытной страстью? Боже милосердный, ведь она дрожала от нетерпения, тянулась к нему, приникала всем телом к его сильному мускулистому телу, трепетала от восторга, ощутив твердость мужской плоти!

Дерек нисколько этому не противился. Напротив, он отчего-то был, кажется, в восторге от ее – неопытности? наивности? жадности? Джин содрогнулась при этой мысли. С трудом, но все же она призналась себе, что Дерек оказался совсем не похож на Феликса. Он не спешил один получить наслаждение, а вел Джин к нему шаг за шагом. Она не могла бы даже притвориться, что в объятиях Дерека думает о своем бывшем муже. Не могло быть ни малейшего сходства между плотным, слегка обрюзгшим с годами телом Феликса и худощавой мускулистой плотью Дерека; и так же сильно различались они в ином, интимном смысле.

Истина заключалась в том, что в постели Феликс никогда не проявлял и половины той искусности, с какой ласкал Джин Дерек – она не спутала бы их даже с закрытыми глазами. Никогда прежде она не знала такой чувственной силы, такой нежности, такой сдержанной, волнующей страсти. И… о Боже, как же с ним было хорошо!

Джин едва не застонала, вспомнив об испытанном наслаждении, и, спохватившись, отогнала непрошеные воспоминания и повернула голову к иллюминатору. Скоро посадка, строго напомнила она себе. Хватит думать о том, что случилось прошлой ночью, пора смотреть в будущее. Впереди несколько недель отдыха и блаженного безделья, и теперь, когда я избавилась от тирании Феликса, я тем более не допущу, чтобы один досадный эпизод испортил мне весь отдых.

И все же образы минувшей ночи не давали ей покою. С Дереком Джин решалась на то, чего никогда не допускала с Феликсом, даже когда они только что поженились. Впрочем, когда Феликс соблазнил ее, она была совсем неопытной, а уж когда забеременела, была только счастлива принять его предложение.

Джин вздохнула. Однако ничем нельзя оправдать то, как она вела себя прошлой ночью. Она оказалась в постели с Дереком вовсе не потому, что хотела самой себе доказать, что еще может быть желанна мужчине. Нет, она отдалась Дереку, потому что хотела этого, хотела ответить на его страсть – вот что хуже всего.

Подхваченная водоворотом чувств, не испытанных доселе, она ни на миг не задумалась, хорошо поступает или дурно. Когда Дерек сорвал с себя куртку, Джин поразилась самой себе, обнаружив, что лихорадочно помогает ему снять футболку. Она не могла дождаться, когда он разденется, изнывала от желания увидеть Дерека нагим, коснуться его, и, когда она наконец обхватила руками его обнаженные мускулистые плечи, голова у нее пошла кругом от нетерпения.

Дерек одним движением сдернул с Джин бюстгальтер – и в следующее мгновение уже целовал ее полные груди, лаская языком нежные отвердевшие соски. А потом с ненасытной жадностью вновь припал к ее губам, и Джин прильнула к нему, впивая кожей горячую твердость его широкой груди.

Отчего-то она совсем не помнила, как они очутились в постели, как она, дрожа от предвкушения, помогла Дереку стянуть ботинки и джинсы… зато слишком хорошо помнила, как ее опьяненный взгляд скользил по его мужской наготе. Опьяненный! Губы Джин дрогнули. Да, она и вправду была пьяна, и не только от спиртного.

Но был ли так же пьян Дерек? Тогда казалось, что это так, но теперь Джин не могла отделаться от мысли, что он-то очень хорошо осознавал, что происходит. Она и сейчас помнила, как Дерек, лаская ее бедра, подцепил большими пальцами край трусиков – и одним резким движением сдернул их.

После этого они совсем обезумели. Вспомнив об этом, Джин чуть не застонала. Когда, в каком страшном сне успела она превратиться в незнакомку, которая бесстыдно отдавалась губам и языку мужчины, наслаждаясь ласками, о которых до тех пор лишь читала в романах? Неужели она и вправду широко раздвинула ноги, выгнувшись навстречу опытным движениям его языка, и взмыла к самым вершинам упоительного безумия? И неужели это она блаженно вскрикнула, когда Дерек наконец вошел в нее, и обвила ногами его талию, со стоном умоляя его не медлить?

Да, так и было: она, ничтожная и распутная тварь, сходила с ума от желания отдаться Дереку, поощряла его стонами и вскриками – сейчас Джин даже не верилось, что она могла так себя вести. Весь мир для нее исчез, замкнулся в том, что делал с ней Дерек… И, когда наслаждение достигло предела, он – Джин помнила это – запечатал поцелуем сладостный крик на ее губах.